Неточные совпадения
Был вечер. Небо меркло. Воды
Струились тихо. Жук жужжал.
Уж расходились хороводы;
Уж за
рекой, дымясь, пылал
Огонь рыбачий. В поле чистом,
Луны при свете
серебристомВ свои мечты погружена,
Татьяна долго шла одна.
Шла, шла. И вдруг перед собою
С холма господский видит дом,
Селенье, рощу под холмом
И сад над светлою
рекою.
Она глядит — и сердце в ней
Забилось чаще и сильней.
«Дурачок», — думал он, спускаясь осторожно по песчаной тропе. Маленький, но очень яркий осколок луны прорвал облака; среди игол хвои дрожал
серебристый свет, тени сосен собрались у корней черными комьями. Самгин шел к
реке, внушая себе, что он чувствует честное отвращение к мишурному блеску слов и хорошо умеет понимать надуманные красоты людских речей.
Из-за них едва можно было разглядеть
реку, сливавшуюся с заливом в одно
серебристое сияние, в котором утопали и из которого виднелись опять огни пароходов.
Язь довольно широк, но уже не кругловат и ровнее плотицы; иногда достигает трех четвертей длины и двух вершков толщины, разумеется в спине; хвост и нижние перья имеет красные, а верхние — сивые, глаза светло-коричневые; покрыт чешуей, которая около спины крупнее и темнее, по большей части
серебристого цвета, но попадаются изредка язи, в одной и той же
реке, желтовато-золотистые.
Там и сям вдалеке чернели лачужки озерских рыбарей, затопленные до кровли; местами выглядывали из воды безлиственные верхушки дубов; перекидываясь целиком в гладком зеркале
реки, они принимали вид маленьких островков, и только тоненькие
серебристые полоски, оттенявшие эти островки, давали чувствовать быстрину течения.
Там и сям синевшая холмистая даль перемежалась снова
серебристыми блестками
реки.
Река, загроможденная белым торосом, слегка искривилась под
серебристым и грустным светом луны, стоявшей над горами. С того берега, удаленного версты на четыре, ложилась густая неопределенная тень, вдали неясно виднелись береговые сопки, покрытые лесом, уходившие все дальше и дальше, сопровождая плавные повороты Лены… Становилось и жутко, и грустно при виде этой огромной ледяной пустыни.
Любы Земле Ярилины речи, возлюбила она бога светлого и от жарких его поцелуев разукрасилась злаками, цветами, темными лесами, синими морями, голубыми
реками,
серебристыми озера́ми. Пила она жаркие поцелуи Ярилины, и из недр ее вылетали поднебесные птицы, из вертепов выбегали лесные и полевые звери, в
реках и морях заплавали рыбы, в воздухе затолклись мелкие мушки да мошки… И все жило, все любило, и все пело хвалебные песни: отцу — Яриле, матери — Сырой Земле.
Вверху небосклона появились ясные, сероватые облака с нежно-серебристыми краями и над сверкающей золотистыми огнями и багровым отблеском
рекой стали недвижно в бездонной лазури…
Эта безмолвная признательность больше всяких слов тронула девочку, и она еще теснее прильнула к худенькой груди калеки. Последняя глубоко задумалась, глядя на
серебристую полосу
реки, сквозившей сквозь решетку сада.
Вершины тополей, освещенные месяцем, каждым листиком вырисовывались в прозрачном воздухе; за
рекою, на склоне горы, темнели дубовые кусты, дальше тянулись поля, окутанные
серебристым сумраком.
Три совершенно разные картины открывались перед взором из этих окон, прорезанных в толстых стенах и образующих как бы еще три маленьких комнатки, каждая глубиною в два аршина. С одной стороны темный лес тянулся, теряясь на краю горизонта, целое море зелени, колеблемое порывами ветра; с другой — поля, луга и длинная
серебристая полоса
реки; наконец, посредине, на довольно значительном расстоянии, мелькали церковь и избы села Покровского.